В редакции 1968 года, в отличие от 1955, есть такой персонаж - инженер Вронский (соперник Шатрова в борьбе за симпатии Ольги; неудачливый, впрочем). Но я хотела сказать не об усилении лирической линии (хотя, конечно, одно с другим связано), а о том, что Вронский показан человеком не слишком храбрым (и даже не могущим, хотя и старающимся, это скрыть). Даже оператор Ерохин, присутствующий в обоих редакциях, во второй - "несколько растерявшийся в напряженной обстановке".
В редакции же 1955 года все советские люди героичны. Только паровозной бригаде позволяется испытывать страх (и то не Шатрову, и то они его преодолевают, естественно).
"— Поезд Шатрова уже близко, — ответил Грачев, и голос его дрогнул слегка, хотя он, видимо, изо всех сил старался скрыть свое волнение. — Прибудет с минуты на минуту, но… — Грачев замялся, будто не решаясь произнести какого-то страшного слова. Затем, сделав над собой усилие и осмотревшись по сторонам, проговорил, понижая голос почти до шепота: — Он заминирован.
— Как?! — воскликнула Ольга, сразу же почувствовав, что ладони ее рук стали влажными.
— Диверсанты, вероятно, поставили на нем мину замедленного действия. Она может взорваться каждое мгновение, — пояснил дежурный, взяв наконец себя в руки. — Только что сообщили об этом со станции Перевальской. Нужно действовать немедленно. Прошу вас помочь мне. Необходимо предупредить всех об опасности. Я закрою семафор и не пущу поезд на станцию. Но если он взорвется даже не доезжая до станции, все равно беда будет немалая.
— Что же я должна делать?
— Поднимите рабочих в бараках и уведите их за холмы. Бараки ведь в конце станции, как раз за входным семафором.
— Значит, если там взорвется поезд…
— Да, да! — нетерпеливо прервал ее дежурный. — Именно поэтому нужно выводить их из бараков как можно скорее!
— Хорошо, я сделаю это! — решительно проговорила Ольга.
Она почувствовала вдруг необыкновенный прилив сил и уже собиралась выбежать из конторы дежурного по станции, но Грачев торопливым жестом остановил ее:
— Минуточку, Ольга Васильевна! Я пошлю с вами Ерохина. Он предупредит поездную бригаду об опасности. Они ведь не знают еще, что поезд заминирован… Ерохин! — повернулся Грачев к оператору, молодому человеку, настороженно прислушивавшемуся к разговору дежурного с Беловой. — Понятно вам, что от вас требуется?
— Так точно, товарищ Грачев!
— Действуйте!
Ольга и Ерохин почти одновременно вышли из конторы дежурного. До входного семафора было еще довольно далеко, но они не выдержали и побежали вдоль пути, прыгая со шпалы на шпалу.
Они пробежали уже значительную часть расстояния и приближались к семафору, когда крыло его тяжело опустилось, будто простреленное кем-то живое крыло смертельно раненной птицы. И как раз в это время из-за холмов вынырнул паровоз Шатрова с еще не потушенным прожектором и каким-то лихорадочным блеском буферных сигнальных огней.
— Знаете что, товарищ Ерохин, — Ольга остановилась на мгновение и схватила оператора за руку:-паровозную бригаду предупрежу я сама, а вы бегите к баракам!
Ерохин не стал возражать, решив, что девушка устала и не может бежать дальше.
— Хорошо! — поспешно ответил он. — Предупредите их, а я побегу спасать рабочих."
(1955)
"— Поезд Шатрова близко уже, — ответил дежурный. — Прибудет с минуты на минуту, но…
Грачев замолчал, будто не решаясь произнести какое-то страшное слово, но, сделав над собой усилие и осмотревшись по сторонам, проговорил, понижая голос почти до шепота:
— Он заминирован.
— Как?! — испуганно воскликнул Вронский, сразу же почувствовав, что ладони его рук стали мокрыми.
— Лейтенант госбезопасности Малиновкин сообщил мне только что, что диверсанты поставили на нем мину замедленного действия. Она может взорваться каждое мгновение, — пояснил дежурный, взяв себя в руки. — Надо действовать немедленно! Я прошу вас помочь мне. Необходимо предупредить всех об опасности. Я закрою семафор и не пущу поезд на станцию. Но если он взорвется даже там — все равно беда будет немалая.
— А что делать мне? — еле сдерживая охватившую его нервную дрожь, спросил Вронский.
— Поднимите рабочих в бараках и уведите их за холмы. Бараки ведь в конце станции, как раз за входным семафором.
— Значит, если поезд взорвется там…
— Да, да, — нетерпеливо прервал его дежурный. — Именно поэтому их нужно выводить из бараков как можно скорее!
— Хорошо, я сделаю это, — глухо проговорил Вронский, чувствуя, как у него все пересохло во рту.
Во время войны он лежал однажды между рельсами, когда рвался на станции эшелон с боеприпасами, в который попала фашистская авиационная бомба. Долгое время не мог он без содрогания вспомнить об этом. Однако постепенно острота потрясения сгладилась, и он даже начал рассказывать об этом происшествии в юмористическом тоне. Теперь же Вронский снова с необычайной отчетливостью представил себе беспрерывные глухие взрывы рвущихся снарядов, свист осколков, вспышки пламени, судорожное сотрясение земли и стоны раненых. Он ничем не мог уже подавить овладевшее им чувство страха и с ужасом думал, как в таком виде появится перед Ольгой.
— Я сейчас же побегу к баракам, — повторил Вронский, — отправлю только со станции Белову…
Но тут вдруг он услышал ее спокойный голос:
— Не нужно меня никуда отправлять, Анатолий Алексеевич. Я тоже пойду к баракам и помогу вам.
— Но, Ольга Васильевна… — начал было совсем растерявшийся Вронский.
— Нам дорога каждая секунда. Идемте! — решительно проговорила Ольга и, уже направляясь к выходу, спросила дежурного: — А Шатров знает, что его поезд заминирован?
— Нет, не знает, — ответил дежурный, делая какие-то знаки молодому железнодорожнику, заглянувшему в помещение.
Ольга первой вышла на перрон и торопливо, почти бегом, направилась к баракам. Вронский едва поспевал за нею, со страхом думая, заметила она или не заметила, как дрожал его голос. Только бы она не спрашивала его ни о чем, а он постепенно возьмет себя в руки…
Они пробежали уже значительную часть расстояния и приближались к семафору, крыло которого как раз в это время тяжело опустилось в горизонтальное положение. Ольге показалось даже, что оно рухнуло вдруг, как подстреленное, и судорожно подрагивало в предсмертных конвульсиях, будто живое крыло смертельно раненной птицы. И как раз в это время из-за холмов вынырнул поезд Шатрова с еще не потушенным прожектором и каким-то лихорадочным блеском буферных сигнальных огней. Постепенно он начал сбавлять скорость и вскоре совсем остановился у закрытого семафора.
— Нужно предупредить Константина, — торопливо проговорила Ольга, нервно хватая Вронского за руку.
— Что вы, Оля! — почти закричал Вронский. — Поезд может каждую секунду взорваться… Нам людей нужно спасать!
— А с бригадой Шатрова как же? Разве они не люди?..
Вронский едва мог стоять на одном месте. Ноги, казалось, так и несли его в сторону, подальше от поезда с его страшным грузом.
— Но, Оля, не будьте безрассудны… Там ведь сотни людей в бараках…
— Хорошо, — почти спокойно проговорила Ольга, — идите спасать сотни, а я спасу этих трех.
— Это безумие, Ольга Васильевна! — уже начиная злиться, воскликнул Вронский.
— Не теряйте же время, Анатолий Алексеевич! Выполняйте свой долг!
В эту минуту Вронский глубоко презирал себя за чувство страха, всецело овладевшее им, но справиться с ним не мог. Тяжело вздохнув, он поспешил к баракам."
(1968).
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
