Вот как-то зашла речь об "унижении противника" (на примере той истории у Камши - с Гастаки и пауканами).

Но ведь у С.Раткевича тоже есть... похожий - не похожий... но аналогичный (в некотором роде) момент.


"- Стоило выйти пройтись - и на тебе! - недовольно пробурчал Шарц. - В этой Марлеции шагу ни ступи - обязательно на шпиона наткнешься! Такое впечатление, что их здесь на грядках выращивают, вместе с морковкой. Что я - воздухом подышать не могу? Он, между прочим, для здоровья полезный!
- Я не прошу, чтоб ты отдал ее...
Опять фалассец. "Не просит он, видите ли!" Впрочем, теперь ему несомненно известно, кто такой Шарц. Так что и разговор выйдет совсем другой.
- Разумное решение, - усмехнулся Шарц. - Люди нашей профессии ни у кого ничего не просят. Они приходят и берут... если могут. Если мастерства хватает.
- Я не прошу, чтоб ты отдал ее, - повторил фалассец. - Мне будет достаточно увидеть, как она умирает.
"Умирает? Что он хочет этим сказать?"
- Я хочу увидеть, как эта книга умрет... - продолжал фалассец. - Сожги ее - и остаешься жив. Мы не убьем тебя, мы поможем тебе против остальных.
"Вот как! Не "будет уничтожена", а именно "умрет"? Очень интересно!"
- Почему это я должен сжигать то, что мне подарили? - тихо спросил Шарц.
- Потому, что тебе подарили краденое, - ответил фалассец.
"Ах, вот оно в чем дело! Краденое, значит, мне подарили!"
- Обожаю краденое, - хищно ухмыльнулся петрийский лазутчик. - Есть какая-то неизъяснимая прелесть в том, чтобы похитить нож из руки убийцы, стащить удавку у душителя...
- Это не удавка и не нож! Это книга! - зарычал фаласский лазутчик.
- Некоторые книги пострашней, чем нож или удавка, - ответил Шарц.
- Ну так сожги ее! - гневно воскликнул фалассец.
- Что-то мне подсказывает, что она - не единственная, - зло ухмыльнулся Шарц. - Здесь-то я ее сожгу... но там-то она останется.
- Какое тебе дело до того, что происходит где-то там?
- Мне бы не было никакого дела до того, что происходит где-то там, если бы тебя не беспокоило то, что происходит где-то здесь! - ответил Шарц.
- А почему ты решил, что меня это беспокоит? - возмутился фалассетг. - Да плевать я хотел на вас, грязные северные варвары!
- Раз вам до такой степени не хочется, чтоб эти знания стали доступны людям отсюда, значит, вы сами собираетесь их здесь применять, - заметил Шарц. - Именно здесь. Хотя... какая разница где? Убийство остается убийством, где бы оно ни случилось, а отравление - одна из худших его разновидностей. Подлая, мерзкая, трусливая...
- Какое тебе дело до людей? Ты же... ты гном! - словно обвинение, выплюнул фалассец.
- Быть может, я еще больше человек... именно оттого, что гном, - ответил Шарц. - А как лекаря, меня не может не беспокоить содержание этой книги. И я со страхом жду того дня, когда какие-нибудь сволочи начнут применять заключенные в ней знания, а мне и моим коллегам будет нечего этому противопоставить!
- Это - наша книга, - настаивал фалассец. - Она принадлежит Безымянному Храму. Мы пришли за ней. Она должна вернуться... или умереть.
"Вот как, значит! Не просто лазутчики на службе у одного из южных государей, а храмовая стража, да еще и печально знаменитый Безымянный Храм! Так вот чем занимаются просветленные монахи вместо поста и молитвы своим безымянным Богам!"
- Эти знания... не придут сюда, не будут использованы... здесь, - сказал наконец фалассец.
- Я должен верить тебе на слово? - будто хорошей шутке, обрадовался Шарц.
- Я поклянусь непроизносимыми именами своих Богов, - пообещал фалассец.
- Значит, я твоим Богам должен буду поверить на слово? - спросил Шарц.
- Боги не лгут, - сообщил фаласский лазутчик.
- Возможно, - ласково улыбнулся Шарц. - А вот о людях я этого не сказал бы... и вряд ли твои Боги придут сюда, чтоб засвидетельствовать твою правоту. Может объяснишь, почему столько шума, если вы все равно не собираетесь охотиться на этой территории?
- Это наше дело, зачем тебе знать лишнее? - откликнулся фалассец. - Знание, заключенное в этой книге, принадлежит нам, оно было у нас украдено и должно возвратиться. Само существование этой книги где-то помимо нашего Храма - грех, оскорбляющий Богов.
- Плохо ты врешь, - сказал Шарц. - Некрасиво, нескладно и без особого вдохновения.
- Клянусь непроизносимыми именами Бесконечных Богов... - начал лазутчик.
- Что все, сказанное мной, - ложь от начала и до конца, - закончил за него Шарц.
- Да как ты смеешь? - потрясение выдохнул фалассец, которого мерзкий коротышка прервал посреди клятвы, да еще и таким образом.
- Ну... ты же лазутчик! - ухмылялся Шарц. - Лгать - твой долг, твоя профессия и твоя честь! Как твой бывший коллега, могу сказать - плохо работаешь. Без огня, без вдохновения, боюсь, твои Боги недовольны...
- Тебе не нужна правда, тебе нужна жизнь. Сожги книгу - и останешься жив, - тупо повторил фалассец.
- Ты и в самом деле надеешься справится со мной... один? - лукаво улыбнулся Шарц.
- Мои Боги со мной, - ответил лазутчик. - Правда на моей стороне.
- Правда лазутчика - его ложь, недоучка! - вздохнул Шарц. - Ох и всыплют тебе твои Боги...
Шарц прислушался. Тишина вокруг. Полная тишина.
"Чисто", - сказал лазутчик.
"Неплохое место для операции", - согласился лекарь.
Шарц внимательно оглядел стоявшего перед ним воина.
"Да. Противник серьезный, - мелькнуло в мыслях лазутчика. - С таким шутки шутить нельзя. И не заметишь, как без головы останешься!"
"Именно с таким и нужно шутки шутить! - встрял вновь высунувшийся шут. - Иначе точно без головы останешься! Это, конечно, не самое сильное твое место, но, сколько я помню, Полли нравилась эта прическа..."
"Шутки, значит..." - задумчиво протянул лазутчик.
"А то ты не помнишь, как тарелками жонглировал?" - фыркнул шут.
"Вообще-то жонглировать всякой ерундой - твоя работа", - буркнул в ответ лазутчик.
"Верно. Но я, если помнишь, тогда еще не родился..." - усмехнулся шут.
"Напротив, именно тогда и был день твоего рождения, - вмешался лекарь. - Мне, как опытному акушеру, это совершенно очевидно! А теперь прекратите спорить и будьте настороже! На мой вкус, у этого серьезного человека слишком большой ланцет".
"Так значит, шутки... - вновь пробормотал лазутчик. - Что ж, можно..."
- Сожги книгу и останешься жив, - повторил фалассец.
- Убирайся отсюда - и останешься цел, - ответил Шарц.
- Я жду еще три удара сердца, - сказал фалассец.
- Твоих или моих? - ухмыльнулся Шарц.
- Ты сам выбрал свою судьбу, - промолвил фалассец, делая шаг вперед и выхватывая меч.

* * *
Шарц проворно отскочил от свистящей дуги падения меча и побежал вдоль забора. Фалассец последовал за ним.
Так. Налево... направо... прямо... поворот... еще поворот... ныряем вот в эту подворотню, а теперь в эту... опять направо... направо, бестолочь! Налево... еще налево и прямо! Тут забор, не треснись лбом! Перелезаем, прыгаем, скользим, еще забор, налево и снова прямо...
"Ничего. Уже недолго... Ага! Вот оно".
Спасительная дыра в заборе. Ура!
За мной, прислужник Безымянных богов, за мной! Говорят, ваши жрецы умеют совершать настоящие чудеса, не знаю, все может быть, но, ручаюсь, такого чуда, как здешняя помойка, ты отродясь не видывал! Ты много чего повидал, враг мой, это сразу видно, боль и страх, страдания и пытки, обряды и ритуалы, демоны и боги, маги и чудеса... вот только ничто из этого не могло подготовить тебя к тому, что я собираюсь обрушить на твою несчастную голову.
Ты бежишь за мной, вооруженный мечом, ты уже считаешь себя победителем. У меня ведь нет меча, да и бегаю я похуже, у меня короткие ноги, мое дыхание тяжелей твоего, ты преследуешь меня спокойно, сберегая силы, пожалуй, ты и правда не сомневаешься в успехе... догнать и зарубить безоружного коротышку, забрать книгу, выполняя приказ жрецов... безоружный не может защищаться, не так ли? Станет ли тебе стыдно, если ты добьешься успеха? Или жрецы заранее отпустили тебе грехи? Или ты считаешь, что можно убивать безоружного?
Безоружного.
Ты даже представить себе не можешь, сколько у меня оружия! У тебя лишь твой меч - и всё... а у меня - у меня вся помойка! Всё, что валяется под ногами! Ты даже не догадываешься, что с тобой сейчас произойдет!
У Шарца не было меча, но к чему ему меч? В его распоряжении были все имеющиеся здесь отходы и нечистоты, кучи восхитительно сломанных предметов, изумительно испорченных вещей, словно самим Господом предназначенных для метания их во вражеских лазутчиков.
Шарц бежал, подхватывая с земли то один, то другой предмет, посылая его вверх и вперед, поспешая следом. Скоро он уже жонглировал грудой с трудом поддающихся описанию предметов разной степени тяжести и свежести. Хотя "свежесть" не совсем верное слово, правильнее было бы сказать "вонючести".
"Достаточно! - тяжело выдохнул лекарь. - Мы ж его убивать не собирались!"
"Что, тяжело, коротышка? - ухмыльнулся лазутчик, подхватывая обломок тележного колеса. - Совсем ты засиделся, король припарок!"
Развернувшись, Шарц замер, поджидая преследователя. Тот тоже остановился, с опаской глядя на невероятную груду не-пойми-чего, вертящуюся вокруг его противника.
Проклятый карлик сотворил себе оружие из кучи мусора!
И подобраться к недомерку теперь не просто. Опытный воин, фалассец не мог не оценить всей опасности этого мерзкого оружия! Он стоял, выжидая, стоял, глядя, как вращается омерзительный хоровод из обломков и отходов, но так и не уловил момента, когда эта мерзость наклонилась и рухнула на него! Это ему только казалось, что он находится в безопасной зоне! Проклятый карлик умудрился швырнуть свое отвратительное оружие куда дальше, чем можно было предполагать при его росте. Фалассец едва успел отскочить, но точно посланный кусок кирпича выбил меч из его руки.
Меч!
Он рванулся изо всех сил... успеть... подобрать... ударить... но на мече уже стояла чужая нога, а другая нога карлика... фалассец едва успел откатиться, чтоб не получить пинок под ребра или еще чего похуже. Вскочил.
Ухмыляющийся коротышка стоял на мече.
- Что-то твои Боги не торопятся тебе помочь, - заметил он.
Фалассец ухмыльнулся и достал первый из своих метательных ножей. Вот только метнуть не успел. Враг уже стоял рядом. И когда успел? А потом... сердце сжалось в ожидании неотвратимого удара, но рука коротышки оказалась пустой. Рука... фалассец застыл обездвиженный. Коротышка и впрямь оказался посвящен в храмовую тайну! А он еще не поверил напарнику...
- Пока я жив - никто не будет безнаказанно травить людей, - сказал коротышка. - А я, видишь ли, живучий!
Забрав из бесчувственной руки метательный нож, Шарц одним движением разрезал пояс штанов своего противника, после чего развернулся и пошел прочь. Фалассец остался стоять, чувствуя, как медленно сползают штаны и он остается - в прямом смысле этого слова - с голым задом.
"Хорошо, что это помойка! - мелькнуло в голове несчастного храмового стража. - Сюда редко кто заходит. Может, и не увидит никто! Но если зайдут... если зайдут... мусор там вывозить или еще что... ох!""



Так почему же эта ситуация не оставляет такого... "неприятного послевкусия", как та, с Гастаки? Потому, что "никто не умер"? Потому, что противник описывается все-таки с уважением? Потому, что "посыл"... ну вот в чем посыл истории с Гастаки? Место женщины - не на войне? Ладно, охотно верю. Но где? ККК (и не ку-клукс-клан)? Но это не "ведет к развитию личности" (то есть, конечно, _может_ вести... Но "по умолчанию" фраза типа "ей хотелось чего-то большего, но не получилось, она вернулась домой и стала вести жизнь домохозяйки" воспринимается как "крах амбиций"). А у С.Раткевича предлагается "положительный план" (мол, брось это идиотское шпионское ремесло, иди учись)...

А может, дело в том, что в ситуации, описанной Камшой, цель - унизить (не-убивание - бонус, причем необязательный), а у С.Раткевича цель - _спасти_ человека?



""Ну и почему ты его не убил?" - хмуро полюбопытствовал лекарь.
"Заткнись, коротышка..." - тусклым голосом откликнулся лазутчик.
"Еще скажи, что ты его пожалел!" - возмутился лекарь.
"Не пожалел, а... просто не смог..." - ответил лазутчик.
"Вот еще! - фыркнул лекарь. - Не смог он, видите ли! Кто-то там, помнится, здорово выступал, как ему нравится убивать, какое это замечательное дело и какое злодейство, что его этой возможности лишили! Ты не помнишь, кто это был?"
"Заткнись, коротышка".
"Очень содержательный ответ, господин лазутчик! Так вот - не заткнусь! И не подумаю затыкаться! Ты какого черта врагов жалеешь, растяпа?! - разорялся лекарь. - Представляешь, что будет, если они все-таки заполучат книгу?"
"Лучше тебя представляю, коротышка..." - устало вздохнул лазутчик.
"Так почему ты его не убил?!" - выкрикнул лекарь.
"Он был... слабее..." - неуверенно ответил лазутчик.
"Вот как?! - вспыхнул лекарь. - А Томас был сильнее, да?"
"Томас... нападал не на меня... Да ладно! Чего уж там! - вдруг словно бы решился лазутчик. - Не я убивал Томаса. То есть я, но... это вы с шутом меня подтолкнули... А сам я предпочел бы обездвижить его и доверить работу палача кому-нибудь другому. Обидно сознавать, но... наверно, я самый мягкотелый из вас".
"То есть вся твоя хваленая петрийская подготовка..." - начал лекарь.
"Заткнись, коротышка! - почти зло оборвал его лазутчик. - Что ты в этом понимаешь?!"
"А из него и не готовили убийцу, - вмешался шут. - Убийца просто не справился бы с заданием, которое ему было доверено".
"А еще в агенты к сэру Роберту собирался!" - фыркнул лекарь.
Лазутчик промолчал.
"А ему не убивать, ему собой рисковать нравится", - пояснил шут.
"Он что - дурак?"
"Весь в тебя, коротышка!"
"Да и я не лучше, - философски заметил шут. - Работа у меня такая!"
"Тебе в зеркало смотреться не стыдно будет?" - спросил лекарь.
"Я доверю это тебе, коротышка, - откликнулся лазутчик. - Лучшей мести все равно не придумаешь! Достаточно посмотреть на твою рожу... как только больные от одного вида не помирают?"
"Это, между прочим, и твоя рожа!"
"Вот уж нет! Я-то прекрасен!"
"Ты просто псих, безбородый придурок!"
"Заткнись, коротышка!"
"Какая все-таки восхитительная вещь - душевное согласие! - заключил шут. - Как это приятно, когда все друг друга любят, с теплотой и пониманием относясь к маленьким слабостям других!""