Что-то мне понравилось сравнивать Шкаровскую и Шарова. Правда, умных выводов все равно не предвидится. Но вот, например, как у них обставлен отказ помочь голодающим/беспризорным.

"У угла переулка мы с разбега налетаем на сухонькую женщину в черной шляпе.
— Ах, вы «просите», — бормочет она, прижимаясь к стене здания. — Но именно так похожие на вас милые молодые люди просят на больших дорогах кошелек или жизнь, и именно так просили когда-то Марию Антуанетту удобнее положить головку на деревянную подушку.
Она выбирается из сугроба и, отряхнув снег, не опустив ни рубля в протянутую кружку, уходит.
— Ах, какое страшное время! — издали доносятся ее слова."

"— Гражданочка! Извините… — Инка вырастает перед монашкой.
Та неохотно останавливается. У неё круглое лицо с ямочкой на подбородке, маленькие острые глазки и шрам на лбу.
— Гражданочка! Пожертвуйте…
— Бог подаст! — отрезает она и, не глядя на Инку, проходит мимо."

То есть, опять же, у Шкаровской как-то мягче, отказ не сопровождается глобальными обобщениями...

У Шарова внешний, не-революционный мир скорее открыто враждебен - что нэпманы в ресторане, что папский нунций со своей помощью, что "бывшие"...

У Шкаровской же он скорее смешон (как родители Сони и их гости, как "собеседница бога"). Враждебность его открывается постепенно...

Интересно, в чем тут дело - в разном времени (у Шарова - начало 1920-х, у Шкаровской, скорее, уже конец, враги советской власти стали действовать тоньше)? Или в том, что книга Шкаровской вообще мягче, а у Шарова персонажи бескомпромисснее?..

Первый признак "нехорошести" - отказ жертвовать на борьбу с беспризорностью. Это потом будет контрреволюционный заговор и все такое.

Или это уже второй признак, а первый - что монашка?..